Ошо – Хякудзё: Эверест дзен
Меня все время спрашивают: «Как определить, встретили ли мы учителя?» Если, встретив человека, ты чувствуешь, что тебе хотелось бы находиться с ним в одном пространстве, в одной радости, в одной песне, значит, в тебе проснулась потребность в понимании. Эта потребность делает тебя учеником, а там, где ученик, там и учитель. Ученик — зерно, учитель — цветок.
А сейчас пришло время Анандо…
Ольга Ковальская беседует за чашечкой кофе со своей подругой, Розой.
— Я тебе скажу, — говорит Ольга, — телевидение — это глупое изобретение.
— Почему это? — спрашивает ее Роза, жуя печенье.
— Да потому, отвечает Ольга, — что там только и видишь: насилие и секс, секс и насилие.
— Ну да, — говорит Роза.
— Меня уже тошнит от всего этого, — продолжает Ольга. — Когда бы я вечером ни включила телевизор, я вижу лишь насилие.
— Тогда зачем включать? — интересуется Роза.
— Да, но если он не включен, — отвечает Ольга, — сексом хочет заниматься Ковальский!
***
Великолепная Глория встречается с Грязным Робином, импресарио шоу-бизнеса, и просит его посмотреть ее номер.
Она кладет на пол большой апельсин и начинает раздеваться, танцуя под звуки чувственной мелодии. Полностью обнажившись, она под самые энергичные аккорды садится на пол в шпагате, а когда поднимается, апельсина на полу уже нет.
— Фантастика! — кричит Грязный Робин. — Сногсшибательно! Я могу договориться о работе в парижском ночном клубе. Прямо с завтрашнего дня!
— Нет, только не Париж! — нервно заявляет Глория, и Робин устраивает ее на работу в Берлине.
Через две недели он звонит Глории по телефону.
— Хорошие новости! — радостно выпаливает он. — Я договорился о твоих гастролях в Гамбурге, Риме, Каире и Париже!
— Нет, нет, только не Париж! — говорит ему Глория.
— Но почему же, черт подери, не Париж? — злится Робин.
— Понимаешь ли, — говорит Глория извиняющимся тоном, — в Париже моя мама дает тот же номер, только вместо апельсина у нее арбуз!
***
Ковальский и Забрицкий идут по нью-йоркской улице, и Забрицкий рассказывает, как он ненавидит итальянцев.
— Грязные макаронники, — ворчит он, — вечно шумят без толку и порют всякую идиотскую …..! Я только о том и мечтаю, чтобы они убрались назад, в Италию!
Тут два поляка сворачивают за угол и наталкиваются на старика Луиджи, играющего на скрипке, рядом с которым пляшет маленькая обезьянка со шляпой в руках.
Луиджи действительно выглядит как иллюстрация к словам Забрицкого — на нем грязная, запятнанная спагетти куртка, сережка в ухе, и он громко поет итальянские песни.
Ковальский поражен, увидев, как его друг кладет в протянутую обезьянкой шляпу долларовую купюру.
— Зачем ты это сделал? — спрашивает Ковальский, как только они отошли от Луиджи на несколько шагов. — Я думал, ты действительно ненавидишь итальянцев.
— Все верно, — отвечает Забрицкий, — но пока они маленькие, они такие хорошенькие!
Анандо…
Ниведано…
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
